Борис Филатов о Днепре, Детройте и Нью-Йорке

Вот третья часть беседы Романа Скрипина и Александра Чижа с городским головой Днепра Борисом Филатовым. Первую часть читайте здесь, вторую - здесь.

Не человек «Привата»

Я буду максимально аккуратен в своих ответах. Что-то вы услышите между строк. Потому что, когда идут ответы на такие вопросы, они, в первую очередь, касаются здоровья и, может быть, свободы близких людей.

Начнем сначала. Я никогда не был человеком «Привата». И Корбан никогда не был человеком «Привата». Да, мы работали с «Приватом» - так же, как мы в качестве адвокатской компании работали с другими финансовыми группами. То есть, в принципе, наверное, с «Приватом» где-то больше, с другими – меньше. Но я никогда не был сотрудником «Приватбанка» и Коломойский не являлся моим директором.

Случайно в ОГА мы попали в том числе, потому что, когда Турчинов назначил Коломойского губернатором, он позвонил мне и говорит типа: «А ты хочешь пойти замом по внутренней политике?». Я говорю: «А что – это предложение, от которого можно отказаться?».

Никто не думал, что так вообще все это развернется: «русская весна», Иловайск и весь остальной кошмар, который нам удалось пережить. Более того, тогда я был в плохих отношениях со Славиком Олейником, но Коломойский нас как бы помирил. Опять же – мы сработались, тогда нас жизнь свела, а сейчас разошлись. То есть мы – в ровных, но не поддерживаем никаких отношений особых, не общаемся. Но, я считаю, что у нас тогда получилось работать с энергией в команде.

Потом появился «УКРОП», то есть, если мы говорим о моей избирательной кампании, то я достаточно случайно принял это решение – и за это большое спасибо Александру Юрьевичу Вилкулу: если бы он не баллотировался в мэры, я бы тоже не баллотировался.

С другой стороны, я не собирался дарить криворожским или донецким, или им всем вместе свой родной город. Особенно после событий 2013-2014 гг. За это им честь и хвала – за то, что они меня смотивировали. Хотя это было, наверное, самое сложное решение в моей жизни.

«УКРОП» - в это можно поверить, можно не поверить, но это – чистая правда – наверное, после 2014 г. у нас с Корбаном что-то изменилось в мозгах, и хотелось сделать что-то хорошее. И мы действительно искренне считали, что мы эту партию построим не по принципу КПСС, чтобы это была партия действительно единомышленников. Изменилось ли у кого-то в голове что-то? – не будем называть, кого – не знаю. Наверное, нет.

Потом были разные истории. «Укртранснафта», и все остальное. Не хочу это комментировать. В результате – к чему это привело? Вначале у нас было в политсовете, по-моему, 30 человек, потом их стало 10, потом – 5. потом председателем партийного контроля стал директор Виталия Куприя. И партия, которая должна была быть создана как партия, грубо говоря, всех желающих пассионариев, она превратилась в то, во что она превратилась… С другой стороны, это как в поговорке: возьми себе боже, что нам не гоже. То есть я отпустил эту ситуацию.

Почему не возвращается Корбан? Действительно – как бы там ни хихикали насчет историй с Насировым, и все остальное – у него реально были проблемы именно с сердцем, сосудами. Не буду говорить, где, но я бегал по разным всяким кабинетам и говорил, мол, ну, вы доведете до того, что человек «крякнет» в камере, и потом это просто будет на вашей совести. Наверное, услышали. Поэтому он действительно уехал лечиться.

Другой вопрос: почему он не возвращается? Я не понимаю. Наверное, кто-то не хочет, чтобы он вернулся. Я не знаю, кто, не буду комментировать.

Мы с ним каждый день на связи, встречаемся за границей. Ему предлагают вернуться. Но только все эти безумные обвинения, которые вешали на его маленькую еврейскую голову, их как-то не хотят дезавуировать. Ему говорят: «Не, ну, все – возвращайся, сиди, занимайся городом». Но только вот эти страшные папки, которыми тряс человек в розовом пальто, и которого сейчас уже нет, а папки остались… ну, этот, спикер ГПУ. Их никто не хочет как-то убрать, отменить через суд. Я не понимаю, я не юрист.

На меня папок не было. Объясню, почему. Потому что я – человек-памятник (смеется – ред.) – в хорошем смысле этого слова. В т.ч., когда были ситуации, связанные с какими-то черными бухгалтериями, которые, на самом деле, человек в розовом пальто и нарисовал. Я никогда во время своей деятельности не прикасался ни к каким материальным ценностям. Я – человек-памятник. И поэтому, если кто-то, грубо говоря, хотел мне что-то приписать, надо было только сказать на черное – белое.

По Корбану получилась манипулятивная история. Понятно, что в 2014-ом мы все были не ангелами. Но ему как бы вменили те вещи, наверное, которые, может быть, не стоило делать, хотя тогда это было… другого выхода не было…

Я иногда смотрел, и думаю, наверное, скоро нам еще скажут, что мы Царева г…з…

О сплетнях и Коломойском

С Коломойским разговаривали 8 месяцев назад. Что ж мы с ним обсуждали? Да как бы не переименование города – вот, что-то такое. Или – нет, я был на совете регионального развития, и что-то мы говорили на совершенно отвлеченные темы.

Я вообще ни с кем не воюю. Сижу, как тот кот Бегемот, примус починяю. Периодически про меня всякие гадости по ТВ показывают…

Может, скажу совсем лишнее. Я, - даже когда назначали Ткаченко, или еще что-то, - всегда хочу понять результат. То есть, вот у меня есть точка входа и точка выхода. При этом я могу иметь репутационные риски и все остальное. Я понимаю хотя бы, зачем это делаю. А вот с Игорем Валерьевичем у меня есть один момент – я не понимаю, зачем мы общаемся. Я с ним разговариваю и понимаю, что мы говорим, потому что говорим. Я понимаю, что люди придумали язык для того, чтобы общаться… Но, вот, как-то мы говорим – о том, об этом, о ситуации в партии. В результате получается второе, делается третье, думается четвертое, на выходе – пятое. И я просто понял, что, наверное, говорить – хорошо, но – как-то без результата.

Но никаких неприличных предложений – ни по городу, ни по подрядам, ни по имуществу не было. В основном мы обменивались сплетнями. А я не хочу обмениваться сплетнями, я хочу работать.

О местном самоуправлении и личных отношениях с чиновниками

Денег в бюджете стало больше. В прошлом году мы 600 млн грн по капитальному ремонту «закопали» в дороги, а по текущему – отремонтировали.

Здесь должен, наверное, висеть портрет президента или руководителя – я не знаю. Но я считаю, что в местном самоуправлении не надо поднимать никаких вопросов, связанных с культом личности. В рамках арт-терапии мы делали для наших ребят-АТОшников уроки по рисованию. Это (картину на стене – ред.) нарисовал парень из 28 ОМБР, который не то что никогда не был в Нью-Йорке, он никогда не был за границей. Я когда увидел эту картину, сразу сказал, что я забираю ее – она и не продавалась. А это тот город, к которому надо стремиться. Вот мой символизм.

А если как бы без символизма. Вы ведь всегда заходите издалека… Все очень просто. Когда я был депутатом, у меня нормальные отношения образовались с Володей, Владимиром Борисовичем (Гройсманом – ред.), когда он был спикером. Я даже там забегал, пытался трибуну блокировать. И у нас было пару таких «сутычек», когда он говорил, после этого сдерживал слово. И, я помню, когда уходил в мэры, он мне сказал одну сакраментальную фразу… Но когда его журналисты переспросили, он сказал, что этого не говорил. Вернее, говорил, но не так. Но – не важно.

А фраза такая: «Вот, ты бегаешь по залу. А у тебя в совете будет 64 человека, которые будут каждый день запускать тебя в космос. У меня таких 425». Он сказал «идиотов». И действительно, это оказалось так. То есть это совсем по-другому было, когда я уже попал сюда, вспоминал все время эти слова, что, наверное, легко быть депутатом, висеть на лампе, что-то вещать… Короче, Куприем быть легко, а вот, каждый день принимать непопулярные решения, когда за тобой огромный миллионный город, наверное, это сложнее.

И у меня сложились отличные отношения. Я неоднократно ездил в Винницу и очень близко подружился с преемником Гройсмана – мэром бывшим, его секретарем совета Сережей Моргуновым. Отсюда и подарок, что на столе у меня.

Винница много нам помогала. В частности, всю транспортную реформу делал Винницкий технологический университет, специалисты приезжали, жили здесь у меня полгода. У нас нормальные рабочие отношения, которые перешли почти в дружбу.

Поэтому мне тяжело комментировать – Гройсман, «Народный фронт», изменения в Конституцию. У меня как бы есть отношения отличные, горизонтальные, я всегда пытался их выстраивать, в т.ч. путем личной коммуникации.

Не скрываю: у меня есть личные отличные отношения с генеральным прокурором, с министром внутренних дел. По поводу президента – мое личное мнение не разделяется с мнением партии «УКРОП». Когда мы шли на выборы, я ходил по округам и говорил с людьми и видел положительную реакцию насчет устранения дуализма во власти. Мы должны понять все-таки: мы парламентская республика или президентская.

Поэтому я не буду говорить, что надо, там, убрать Порошенко, еще кого-то – это неправильно. И мэр никогда этого не может говорить. Но если вы хотите по поводу Петра Алексеевича мое мнение… Представьте, вы приходите на рынок. Там есть мясо не первой свежести, рыба, овощи. И ты должен понять, что будешь покупать. И честно сказать, если мы выйдем на выборы 2019 г. – хорошо, плохо – абсолютно искренне – как на базаре – я не вижу из чего выбирать вместо Порошенко. Не будем называть других людей.

Опять же – потому что на меня начнут обижаться, мол, мэр сказал.

А в конфликте с Корбаном, Коломойским, Порошенко – много всего такого, что даже не имеет… даже не объективного, а субъективного. Кто-то… кого-то… написал в Фейсбуке… Тот что-то лайкнул… Со времен еще Аристотеля – хоть я не рафинированный интеллигент, как бы сын профессора философии – бритва Оккама, Джон Локк развивал: не надо плодить сущности без необходимости.

Простые объяснения всегда самые действенные. Я считаю, что в этом конфликте – 80 процентов обид из-за субъективизма всех участников. Я ж не буду называть страшные имена. С другой стороны иногда, может быть, кому-то стоит, не знаю, там, простить, забыть или пересмотреть свой подход...

Тут очень много людей, которых я, грубо говоря, имел возможность, основания ненавидеть. Но я как-то отпустил. Вот, у меня есть депутат, который все время, вот эти два года, бегал по кругу и рассказывал про меня гадости разные – по всему городу, в кафе во всех, ресторанах. Это такой буфетно-колбасный движ, как я называю. Потом он пришел и говорит: «Простите меня, я буду в коалиции». Я сказал: «заходи», хотя, в принципе, голосов мне хватает. Люди слабы, как говорил мой знакомый священник, – в основном на деньги и на стройматериалы.

О работе с «Самопомощью» и львовском мусоре

Каждый раз, когда я был в Раде и у меня были вопросы к «Самопомощи», я приходил и говорил: «Ребята, так, так и так» (стучит по столу – ред.). Мне говорят, мол, вы такие днепровские конкретные, ну, что вы вот это сразу. Не, ну, так, а как, давайте же что-то решать? Нет, сидят Лаврик с Березюком и говорят: «Мы – львовские буддисты». Я говорю: «Ну, сидите». И так каждый раз, дескать, говорят, что надо вынести на фракцию, на партию, а все решения – коллегиально, а надо проголосовать.

Это ж – стиль управления. Я не спорю. Наверное, это правильно, но…

Я не разбирался в процессе досконально (насчет голодовки Березюка – ред.), но считаю, что ради родного города я бы сделал все и решил этот вопрос: передоговорился, не знаю, поклонился, еще что-то. Но ради родного города я бы разорвал бы на себе рубаху. Я не верю, что в ситуации со львовским мусором не было выхода…

Может, Валентин Михайлович – мудрый человек и другого склада характера… Я имею ввиду нашего губернатора, Валика… представляете, когда он попал после нас на свою должность? По логике я его каждый день помоил – я ж тогда был депутатом, депутаты всех помоят – в Интернете, в Фейсбуке, а потом как-то – раз, и мы подружились. Нашли общий язык. К чему я говорю? Я не верю в то, что нельзя найти общий язык с львовским губернатором, выстроить нормальные рабочие отношения.

Вы знаете, какой у меня был с Петром Алексеевичем разговор? Он мне говорит: «Что ты за человек! У тебя со всеми хорошие отношения». Я говорю: «Понимаете, Петр Алексеевич, потому что мне некогда интриговать, я привык работать».

А с Садовым у меня был последний разговор по поводу Мишалова, когда они начинали его снимать. Я позвонил и говорю: «Андрей Иванович, я все понимаю, у вас в партии – скандал, вы там все переругались, но есть этика. Представьте себе, что какие-то мои…наши депутаты из «УКРОПа» начнут что-то у вас, во Львове, варить. Можно было мне позвонить и сказать, мол, Борис Альбертович, мы приняли решение снять секретаря из партии, есть претензии».

Как бы это выглядело по-другому, чем когда вылезло в паблик, потом это все упало мне на голову, и я бегал, начинал рассказывать: Мишалов, не Мишалов, «Самопомощь», внутрипартийные разборки. Это нехорошо. Может, я носитель другой корпоративной культуры, но я считаю, что не могу лезть своим носом, например, в харьковские дела или одесские. Мне может нравиться или нет Труханов или Кернес, но – за них проголосовали люди.

А потом получается так: извините, так получилось. Нельзя так, не годится. Поэтому у меня был не очень хороший разговор. Говорю-де, делайте что хотите, разбирайтесь с партией, но это не должно.... Еще благо… кстати, вы заметили, что в скандале с Мишаловым мое честное имя нигде всуе не упоминалось? Даже в проплаченных статьях меня к нему не приклеивали.

Но, я считаю, что между мэрами должны быть другие отношения – как у Андрея Ивановича с другими мэрами. Ну, вот, не знаю. Я не хочу всего этого говорить, но у меня есть как бы разное, так сказать, мнение. Я дружу со многими мэрами – общаемся мы с мэром Житомира, и с Виталиком Кличко, со всеми. Но как-то мы находим общий язык – на полурыбьем, полуптичьем языке. С Андрей Ивановичем не находим. Почему – не знаю.

Про Янику и Диму

Нас с ней познакомил Антоша Геращенко, когда она только сюда приехала – 3 или 4 года назад. Это был ее первый или второй визит. Мы сидели напротив МВД в кафе. Их была большая эстонская делегация. Вот тогда нас с ней познакомил Антон Геращенко. И потом мы как-то по жизни где-то пересекались, и в результате она переехала сюда.

Опять же – я не могу отвечать за третье лицо – но, наверное, здесь есть много практической работы. Не буддизм. Но я считаю, и у нее есть недоработки по IT-технологиям. Но ей, к сожалению, приходится жить на Эстонию и Украину, она часто летает домой. Но это – не ее вина. Работать не с кем реально – не только мне, но и Янике.

Насчет ее полетов – за чей счет и т.д., и должности – журналистам не надо разбираться. Они должны слушать, что говорит мэр. Она не может быть в штате, потому что она – иностранный гражданин. Она как бы является советником и исполняет обязанности зама мэра. А деньги откуда она получает… насколько я знаю, вообще, у нее очень богатый муж. Она мне дает бесплатные советы.

Сейчас с горем пополам делаем карточку днепрянина – вот, номер один с моим портретом…

Когда Дима Дубилет ушел из банка, я приглашал его. Он сказал, что подумает, мол, не будет советником штатным, но, если надо, дескать, обращайтесь. Но тяжело очень на аутсорсинге. Они там со своими бывшими коллегами создают какую-то финансовую компанию.

Об идеале для Днепра

Хотел бы я, чтобы Днепр был похож на Нью-Йорк? У Нью-Йорка есть особый дух, спирит. Брайтон Бич? Да вы поезжайте в Диевку или Сухачевку!

В Нью-Йорке есть дух, там, когда идешь, чувствуешь, как собой разрезаешь воздух. На тебя смотрят дерзкие афроамериканцы. Это город, в котором ты чувствуешь такой драйв. Я считаю, конечно, где-то это созвучно… как бы на уровне вибрации… главное, чтобы Днепр не превратился в Детройт – это главное. И для этого надо все делать, потому что есть огромное количество проблем, в т.ч. системных, структурных – начиная от российского эмбарго и заводов, которые были ориентированы на Россию, а сейчас люди сидят без зарплаты. Переселенцы, и все другое. Но мы справимся!